И опять молча сидели мы и курили. Но вот Лючеткан поднялся: «Однако пойду». Я насторожился.
Куда торопиться, гости.
Я бы не сказал этих слов, так как у меня из-за этого «разговора» уже начинал срываться намеченный план работы, но этого требовало простое правило приличия и гостеприимства.
— Нет, надо ходить. Аги (жена) тайга, был. Говорил будто, по приметкам, «зимовье» (берлогу) должен быть. Может ходить, смотреть будем?
Вот оно что, — подумал я. — Тиорика приметила берлогу, — и на «опрос ответил вопросом: — Когда пойдем?
Лютчеткан не остался « долгу и спросил: «Когда можешь ходить?»
Завтра.
Лючеткан вышел из избы, плотно прикрыв за собой дверь*
Не помню почему, но на другой день с выходом мы задержались. Ночевать пришлось л тайге и, как сказал Лючеткан, недалеко от берлоги. Привычно расположились у яркого костра. Пили крепкий чай, так приятно припахивавший дымком, и разговаривали, и опять о чем угодно, но только не о предстоящей охоте. Остроухие, отоптав снег, устроились на ночь в снежных «постелях».
Лючеткан взял «попытать» на черного зверя Репу —- так он назвал, неизвестно из каких соображений, семимесячного щенка. Репа был щенком лайки, но с редко встречающейся окраской псовины—белокремовой. Он был ровесник моего Ко- кун-Стота, чистокровной эвенкийской лайки, который радовал меня серьезностью, так не соответствующей его возрасту. На него я возлагал большие надежды.
Взял я и старого, опытного зверовика Загрю, так как перед самым уходом выяснилось, что Тиорик точно не приметила берлогу, разглядела только верные признаки, говорившие о том, что зверь где-то поблизости устроился на зимовку. Должен был нам помочь разыскать берлогу.
Вышли с ночевки на солнцевсходе. Мороз был крепкий, не меньше сорока градусов. Лючеткан, вооруженный штуцером и «пальмой» (большой нож, насаженный на длинную прочную рукоятку; это не была рогатина, а именно «пальма»), шел впереди, за ним я с неизменной бескурковкой-двадцвткой и с топором на поняге. Снег еще был небольшой, и мы шли не на лыжах. За /мной, замыкая шествие, шел Загря на поводке.
Вначале я, тогда еще молодой, малоопытный охотник, не знавший о выучке лучших зверовых эвенкийских лаек, был в большом недоумении: «Как это так!7 Идти на лося или медведя, а собаку вести на поводке, да еще вдобавок она никак не хочет идти впереди охотника, а идет по пятам. Какая же это собака? Это «задохлик» какой-то! Но, пожив с эвенками, с этими изумительными следопытами и мастерами охотничьего промысла, понял, что столкнулся с исключительной выучкой
зверовых лаек. Понял все преимущество такой дрессировки и с тех пор, как говорится, «души не чаял» в Загрв. Лосей с ним брал без всякой беготни. Шел в места, где надеялся встретить зверей, и, когда Загря причуивал их, он выходил вперед, и при этом обязательно толкал меня плечом в ногу, как бы подавая сигнал: «внимание!». Мне оставалось только снять с его шеи тоненькую тесемку (привяжи его хоть на нитку, он не натянет ее, не оборвет). Ни о каком ошейнике и речи быть не могло.
-
2013Ноя21
Автор: admin, 1:29 пп