ПОДЖАВ под себя ноги, Лючеткан сидел на шкуре медведя, разостланной на полу, а мы, еще не привыкшие .гак сидеть, полулежали на этом мягком таежном коаре.
Курили, говорили о чем угодно, только не о том, самом главном, о чем он скажет, и притом вскользь, только тогда, когда засобирается идти домой. Я хорошо знал об этой привычке эвенков тех времен.
Попыхивая трубкой, я поглядывал на Лючеткана и силился догадаться, о чем он вот-вот должен сказать. Давно уже Лена, моя спутница, убрала с ковра маленький, низенький (по эвенкийскому образцу) столик с чайным сервизом: одной полулитровой эмалированной кружкой и двумя «чумашками» — чашечками из бересты.
Раз пять мы возвращались в разговоре к тому, что глухарей нынче много, особенно у Красной осыпи, что рябчиков стало еще больше в бору, протянувшемся от фактории до речки 8анвеарка, что олени и лайки нынче не болеют и что про- умысел должен быть удачным. Но знал я, что все это присказки к тому, что должен сказать Лючеткан.
Терпение у меня в ту пору было удивительное, и я, подражая старым эвенкам, старался никогда не высказывать любопытства, недостойного, в их понимании, мужчины.
Наконец Лючеткан начал собираться домой. Выколотил о ладонь трубку, ссылал в массивную каменную пепельницу трубочный изгар, вновь «зарядил» трубку и замолчал. Я тоже набил трубку, зажег спичку, дел прикурить эвенку, прикурил сам и положил спичку * эту чашу, которую с таким большим трудом притащили с берега таежной красавицы Подкаменной Тунгуски и которая теперь украшала нашу немудрую обстановку,
-
2013Ноя21Понравилась новость/статья? Поделись ей с друзьями в социальных сетях, нажав кнопочки:
Спасибо!
Автор: admin, 1:29 пп